Неточные совпадения
— Уж будто вы не знаете,
Как ссоры деревенские
Выходят? К муженьку
Сестра гостить приехала,
У ней коты разбилися.
«Дай башмаки Оленушке,
Жена!» — сказал Филипп.
А я не вдруг ответила.
Корчагу подымала я,
Такая тяга: вымолвить
Я
слова не могла.
Филипп Ильич прогневался,
Пождал, пока поставила
Корчагу на шесток,
Да хлоп меня в висок!
«Ну,
благо ты приехала,
И так походишь!» — молвила
Другая, незамужняя
Филиппова сестра.
Константин Левин смотрел на брата как на человека огромного ума и образования, благородного в самом высоком значении этого
слова и одаренного способностью деятельности для общего
блага.
Со смертью матери окончилась для меня счастливая пора детства и началась новая эпоха — эпоха отрочества; но так как воспоминания о Наталье Савишне, которую я больше не видал и которая имела такое сильное и
благое влияние на мое направление и развитие чувствительности, принадлежат к первой эпохе, скажу еще несколько
слов о ней и ее смерти.
— Что, что, сударь? — полусерьезно остановила его Татьяна Марковна, — подойдите-ка сюда, я, вместо маменьки, уши надеру,
благо ее здесь нет, за этакие
слова!
Аркадий Павлыч, говоря собственными его
словами, строг, но справедлив, о
благе подданных своих печется и наказывает их — для их же
блага.
Благо еще, что ко взысканию не подают, а только документы из года в год переписывают. Но что, ежели вдруг взбеленятся да потребуют: плати! А по нынешним временам только этого и жди. Никто и не вспомнит, что ежели он и занимал деньги, так за это двери его дома были для званого и незваного настежь открыты. И сам он жил, и другим давал жить… Все позабудется; и пиры, и банкеты, и оркестр, и певчие; одно не позабудется — жестокое
слово: «Плати!»
Не возобновить ли переговоры с Стриженым,
благо решительное
слово еще не было произнесено. Спосылать к нему Стрелкова — он явится. Старенек он — да ведь ей, «дылде», такого и нужно… Вот разве что он пьянчужка…
До слуха моего долетали
слова Евангелия: «Иго бо мое
благо, и бремя мое легко есть…» Обыкновенно молебен служили для десяти — двенадцати богомольцев разом, и последние, целуя крест, клали гробовому иеромонаху в руку, сколько кто мог.
Правда, Ж. Ж. Руссо усомнился в
благе цивилизации (это
слово французы предпочитают
слову культура).
Один считает наказание
благом, так как, по его
словам, он только на каторге узнал бога, другой же старается убежать при первой возможности и, когда его ловят, отмахивается дубиной.
Родион Потапыч только вздыхал. Находил же время Карачунский ездить на Дерниху чуть не каждый день, а тут от Фотьянки рукой подать: и двух верст не будет. Одним
словом, не хочет, а Оникова подослал назло. Нечего делать, пришлось мириться и с Ониковым и делать по его приказу,
благо немного он смыслит в деле.
Однако философские открытия, которые я делал, чрезвычайно льстили моему самолюбию: я часто воображал себя великим человеком, открывающим для
блага всего человечества новые истины, и с гордым сознанием своего достоинства смотрел на остальных смертных; но, странно, приходя в столкновение с этими смертными, я робел перед каждым, и чем выше ставил себя в собственном мнении, тем менее был способен с другими не только выказывать сознание собственного достоинства, но не мог даже привыкнуть не стыдиться за каждое свое самое простое
слово и движение.
И в то же время Раиса Павловна наслаждается всеми
благами жизни, царствует в полном смысле этого
слова.
Иногда эта добродетельная наклонность вознаграждается самым обидным образом. Трудишься-трудишься иной раз, выбиваешься из сил, симпатизируя и стараясь что-нибудь выведать из преступника — разумеется, pour son propre bien, [ради его собственного
блага (франц.).] — и достигнешь только того, что обвиняемый, не без горькой иронии, к тебе же обращается с следующими простыми
словами...
Словом сказать, Ольга поняла, что в России
благие начинания, во-первых, живут под страхом и, во-вторых, еле дышат, благодаря благонамеренному вымогательству, без которого никто бы и не подумал явиться в качестве жертвователя. Сама Надежда Федоровна откровенно созналась в этом.
— Угадал поэтому я, но не печальтесь о том… Припомните
слова спасителя: «Мария же
благую часть избра, яже не отымется от нея».
Сколько раз, бывало, сидя в Погорелке на мезонине, она видела себя в мечтах серьезною девушкой, трудящейся, алчущей образовать себя, с твердостью переносящей нужду и лишения, ради идеи
блага (правда, что
слово «
благо» едва ли имело какое-нибудь определенное значение); но едва она вышла на широкую дорогу самодеятельности, как сама собою сложилась такая практика, которая сразу разбила в прах всю мечту.
— Тебе не сидится, а я лошадок не дам! — шутил Иудушка, — не дам лошадок, и сиди у меня в плену! Вот неделя пройдет — ни
слова не скажу! Отстоим обеденку, поедим на дорожку, чайку попьем, побеседуем… Наглядимся друг на друга — и с Богом! Да вот что! не съездить ли тебе опять на могилку в Воплино? Все бы с бабушкой простилась — может, покойница и
благой бы совет тебе подала!
— Постой! помолчи минутку! дай матери
слово сказать! Помнишь ли, что в заповеди-то сказано: чти отца твоего и матерь твою — и
благо ти будет… стало быть, ты «
блага»-то себе не хочешь?
Мы ничего не имели в мыслях, кроме интересов казны; мы ничего не желали, кроме благополучного разрешения
благих начинаний; мы трудились, усердствовали, лезли из кожи и в свободное от усердия время мечтали: о! если бы и волки были сыты, и овцы целы!..
Словом сказать, мы день и ночь хлопотали о насаждении древа гражданственности. И вот теперь нам говорят: вы должны претерпеть!
Но ни он, ни Тарас Скотинин не могли определить, в чем состоит тот «дух», который они поставили себе задачею сокрушить. На вопросы по этому предмету Феденька мялся и отвечал: mais comment ne comprenez-vous pas cela? [Ну, как вы этого не понимаете? (фр.)] Скотинин же даже не отвечал ничего, а только усиленно вращал зрачками. Поэтому оба в конце концов рассудили за
благо употреблять это
слово, как нечто, не требующее толкований, но вполне ясное и твердое.
Конечно, и между тогдашними приживалками и мелкопоместными соседками были такие, у которых очень чесался язычок и которым очень хотелось отплатить высокомерному майору за его презрительное обращение, то есть вывести его на свежую воду; но кроме страха, который они чувствовали невольно и который вероятно не удержал бы их, было другое препятствие для выполнения таких
благих намерений: к Прасковье Ивановне не было приступу ни с какими вкрадчивыми
словами о Михайле Максимовиче; умная, проницательная и твердая Прасковья Ивановна сейчас замечала, несмотря на хитросплетаемые речи, что хотят ввернуть какое-нибудь словцо, невыгодное для Михайла Максимовича, она сдвигала свои темные брови и объявляла решительным голосом, что тот, кто скажет неприятное для ее мужа, никогда уже в доме ее не будет.
Словом, причины ясные и
благие.
— Она охотно согласилась с ним, и почти с первых
слов они вступили в бой друг с другом: девушка яростно защищала церковь как место, где замученный человек может отдохнуть душою, где, пред лицом доброй мадонны, — все равны и все равно жалки, несмотря на разность одежды; он возражал, что не отдых нужен людям, а борьба, что невозможно гражданское равенство без равенства материальных
благ и что за спиной мадонны прячется человек, которому выгодно, чтобы люди были несчастны и глупы.
При первом свидании с Катериной, когда она говорит о том, что ее ждет за это, Борис прерывает ее
словами: «Ну что об этом думать,
благо нам теперь хорошо».
Шабельский. Вздор, вздор и вздор!.. Никакой чахотки нет, докторское шарлатанство, фокус. Хочется эскулапу шляться, вот и выдумал чахотку.
Благо муж не ревнив. (Иванов делает нетерпеливое движение.) Что касается самой Сарры, то я не верю ни одному ее
слову, ни одному движению. B своей жизни я никогда не верил ни докторам, ни адвокатам, ни женщинам. Вздор, вздор, шарлатанство и фокусы!
Он твердо был уверен, что Елену поддул и настроил Жуквич, и не для того, чтобы добыть через нее денег своим собратьям, а просто положить их себе в карман,
благо в России много дураков, которые верили его
словам.
— Без религии, без авторитетов, без истинного знания куда же можно прийти, кроме… Но я не произношу этого страшного
слова; я просто зажмуриваю глаза, и говорю: Dieu, qui mene toutes choses a bien, ne laissera pas perir notre chere et sainte Russie… [Бог, который направляет все к
благу, не допустит гибели нашей дорогой святой Руси…] нашу святую, православную Русь, messieurs!
— Мудрый все предвидит. Мудрый так поступает: что ему нужно — выскажет, а себя подсидеть — не допустит. Мудрый, доложу вам, даже от
слова «филантропия» воздержится, а просто скажет «
благое, с дозволения начальства, поспешение» — и кончен бал!
Полагали, что
слов «важные дела» будет достаточно для Ничипоренки и что предприниматель этот с миром отпустит от себя Бенни, а сам благополучно поедет себе, один, к своим домашним ларам и пенатам и так же благополучно будет себе что-нибудь писать в своих Прилуках «для
блага народа» и читателей «Искры» и «Экономического указателя», а Бенни, таким образом, освободится от своего тирана на волю.
Пародия была впервые полностью развернута в рецензии Добролюбова на комедии «Уголовное дело» и «Бедный чиновник»: «В настоящее время, когда в нашем отечестве поднято столько важных вопросов, когда на служение общественному
благу вызываются все живые силы народа, когда все в России стремится к свету и гласности, — в настоящее время истинный патриот не может видеть без радостного трепета сердца и без благодарных слез в очах, блистающих святым пламенем высокой любви к отечеству, — не может истинный патриот и ревнитель общего
блага видеть равнодушно высокоблагородные исчадия граждан-литераторов с пламенником обличения, шествующих в мрачные углы и на грязные лестницы низших судебных инстанций и сырых квартир мелких чиновников, с чистою, святою и плодотворною целию, —
словом, энергического и правдивого обличения пробить грубую кору невежества и корысти, покрывающую в нашем отечестве жрецов правосудия, служащих в низших судебных инстанциях, осветить грозным факелом сатиры темные деяния волостных писарей, будочников, становых, магистратских секретарей и даже иногда отставных столоначальников палаты, пробудить в сих очерствевших и ожесточенных в заблуждении, но тем не менее не вполне утративших свою человеческую природу существах горестное сознание своих пороков и слезное в них раскаяние, чтобы таким образом содействовать общему великому делу народного преуспеяния, совершающегося столь видимо и быстро во всех концах нашего обширного отечества, нашей родной Руси, которая, по глубоко знаменательному и прекрасному выражению нашей летописи, этого превосходного литературного памятника, исследованного г. Сухомлиновым, — велика и обильна, и чтобы доказать, что и молодая литература наша, этот великий двигатель общественного развития, не остается праздною зрительницею народного движения в настоящее время, когда в нашем отечестве возбуждено столько важных вопросов, когда все живые силы народа вызваны на служение общественному
благу, когда все в России неудержимо стремится к свету и гласности» («Современник», 1858, № XII).
Павел-апостол однажды сказал: «всё содействует ко
благу» — многие утвердились на сих
словах, и все утвердившиеся обессилели, ибо встали на месте!
По, по
словам Щербатова, «коренные пороки, случаи, незнание, желание выслужиться и нерассмотрение, которые повсегда Российскую империю отягощают, и на сие
благое учреждение яд свой разлили».
Ссылкою на эти
слова мы и заключим нашу статью, пожалевши еще раз, что сатира екатерининского века не находила возможности развивать свои обличения из этих простых положений — о вреде личного произвола и о необходимости для
благ общества «общей силы закона», которою бы всякий равно мог пользоваться.
Там не бесплодно звучат
слова об общем
благе, о пользах страны, потому что и на самом деле каждый принимает участие в общественных интересах, понимая связь их с своими собственными.
Что же собственно разумел Гоголь под
словами: «к каким чудным пользам и
благу вело меня то, что называют в свете неудачами», то это обстоятельство осталось для меня неизвестным.
Далее словоохотливая рассказчица распространялась обыкновенно о том, как вообще мертвецы ненавидят живых людей за то, что последние остаются на земле как бы взамен их и пользуются всеми мирскими
благами и удовольствиями. Она присовокупляла, тут же в доказательство справедливости
слов своих, что всем известный кузнец Дрон вскоре после смерти стал являться в селе, пугал всех, и что кума Татьяна сама, своими глазами, видела его раз за барским овином.
Поразило это самих наших хозяев англичан, и было тут к их старшему Якову Яковлевичу от кого-то
слово, что дабы ото всего этого избавиться, надо нас, староверов, прогнать, но как он был человек
благой души, то он этого
слова не послушал, а, напротив, призвал меня и Луку Кирилова и говорит...
— Что может быть выше призвания апостольского?.. С живым
словом в душе, с пламенною верой, с пламенной любовью ко всему человечеству и к каждому человеку идет он в общество людей. Для их
блага переносит гонения и страдания; в их души, не отверстые истине, зароняет
слово веры — и какое наслаждение, когда
слово не погибнет — разовьется. Сильно живое
слово, ничто не остановит его; тщетно земной человек противудействует своему спасению. Оно увлечет его.
И вот человек меня понимает с двух
слов: человек мой, человек уловлен, так сказать, сетями, и я делаю с ним все, что хочу, то есть для его же
блага.
Прочел Алексей записочку. Пишет Настя, что стосковалась она, долго не видя милого, и хочет сейчас сойти к нему.
Благо пора выдалась удобная: набродившись с утра, Аксинья Захаровна заснула, работницы, глядя на нее, тоже завалились сумерничать… Черкнул Алексей на бумажке одно
слово «приходи», подвязал ее на снурок. Птичка полетела кверху.
— Да, — подтвердил Василий Борисыч. — Все трудом да потом люди от земли взяли… Первая заповедь от Господа дана была человеку: «В поте лица снéси хлеб твой»… И вот каково
благ, каково премудр Отец-от Небесный: во гневе на Адама то
слово сказал, а сколь добра от того гневного
слова людям пришло… И наказуя, милует род человеческий!..
Благо жизни людей — их любовь между собой. А недобрым
словом можно нарушить любовь.
Слова эти значат то, что как бы тяжело ни было человеку, какие бы горести и беды ни напали на него, ему стоит только понять и принять в сердце истинное учение о том, что жизнь и ее
благо в соединении души с тем, от чего она отделена телом: с душами других людей и с богом, и сразу исчезнет всё кажущееся зло.
Когда мы говорим, что жизнь наша не есть
благо, то мы под этими
словами неизбежно подразумеваем, что мы знаем какое-то
благо большее, чем жизнь. А между тем мы не знаем и не можем знать никакого большего
блага, чем жизнь. И потому если жизнь кажется нам не
благом, то виновата никак не жизнь, а мы сами.
И любовь не только
слово, но это дела, которые мы делаем для
блага других.
В индийском законе сказано так: как верно то, что зимою бывает холодно, а летом тепло, так же верно и то, что злому человеку бывает дурно, а доброму хорошо. Пусть никто не входит в ссору, хотя бы он и был обижен и страдал, пусть не оскорбляет никого ни делом, ни
словом, ни мыслью. Всё это лишает человека истинного
блага.
Немногоглаголивое и не частое
слово его, раздававшееся с епископской кафедры, звучало верой в Бога, любовью к православной России, надеждой на добрые плоды
благих царских починов, которыми будет некогда красоваться земля свято русская.
— Азия!.. Смирися!.. Смирися, безобразие Азии, говорю тебе! — комически-ораторским тоном взывал к нему Ардальон, простирая руки. — Не ву горяче па! Что с возу упало, то пропало!.. Гляди на жизнь философски, как гляжу я — и
благо ти будет! Ну, что же, что кузинка нос показала? Укротись и старайся сыскать новую — и будешь ты утешен! Вот тебе мое верное
слово!
Божество по благодати открывается человеку в меру способности отдельного духа, но сама «пресущественная беспредельность лежит выше сущности (трансцендентна ей); выше умов превышающее ум единство; недоступно всякому рассуждению единое, превосходящее рассуждение; неизреченное для всякого
слова благо превыше
слова; единство, единящее всякое единство, и пресущественная сущность, и ум, недоступный уму, и
слово неизрекаемое, бессловность, безразумность и безымянность, не соответствующая ничему из сущего; виновное в бытии всего, само не будучи сущим, как трансцендентное всякой сущности» (ib.).